Приветствие

 Anchar, приветствую))
Распологайтесь, как душа пожелает.

@музыка: Nickeback

@темы: арт, ПЧ

---

yunona2901

 yunona2901, здравствуйте)
Приветствую, располагайтесь, будьте как дома.

@темы: арт, ПЧ

---

+Tenshi+, здравствуйте)
Рада познакомиться. Проходите, устраивайтесь поудобнее.

@темы: Арт, ПЧ

---

Без сердца (3 и 4 главы)

1 и 2 главы

Часть 3. Без понимания.

Взаимное понимание требует взаимной лжи. (с)

То, что хочется забыть

То, что хочется забыть.

Нисей
Кап-кап.
Кап-кап.
Кап.
Следующая капля непролитой слезой застывает в углу карниза, но все же спустя пару секунд срывается вниз.
Кап.
Пусть чуть громче и на мгновение позднее, чем остальные, но она разделила гибель себе подобных.
Дождь прекратился где-то полчаса назад. Примерно за пятнадцать минут до того, как Рицка вышел из дома Агацумы и направился к себе.
Глубоко вдыхаю холодный, влажный воздух. Раздражающее капание наконец-то прекратилось, но наступившая тишина была еще более неприятной. Слишком гулкой, слишком давящей.
Или может тишина здесь совершенно ни при чем?
Взгляд поневоле переползает на горящие окна в доме Аояги и мечущуюся на кухне фигурку. Видимо матушка волнуется за пропавшего сына. Мысленно прикидываю путь, что осталось пройти Рицке. По всему выходит, что минут через двадцать-двадцать пять он будет здесь. А потом еще час из окон кухни будет доноситься брань и крики, вперемешку с рыданиями и звуком разбиваемой посуды.
Оглядываюсь на стоящий на столе ноутбук. На экран передаются картинки с камер наблюдения, расставленных рядом с домом Агацумы, и если они не врут – дело дрянь.

Рицка, ты бы удивился, если бы узнал, как много я о тебе знаю. Ты не ведаешь о моем существовании, а я могу точно, по минутам расписать твой день. Во сколько встаешь, во сколько выходишь из комнаты, что говоришь маме и могу даже дословно предсказать ее ответ. Сколько идешь до школы, с кем общаешься, кого избегаешь.
Размеренность и устоявшийся распорядок.
Пусть болезненное и не приносящие ни мгновения радости, но такое привычное, существование.
До определенного момента.
Знаю, я не единственный, кто наблюдал за тобой.
Агацума.
Он был твоей незримой тенью все эти два года. Не вмешивался, не объявлялся, не давал себя заметить – все в точности по приказу Сеймея.
Губы сжимаются в презрительную усмешку при одной только мысли о бывшем Бойце Возлюбленного.
Приказ… Сеймей поступил весьма неразумно и сейчас его брат за это расплачивается.
Искусственно созданная связь – в некоторых случаях вещь необходимая, но в данной ситуации Соби поступил неоправданно жестоко.
Рицка молод, его способности еще только стали проявляться, его потенциал Жертвы не развился до такого уровня, чтобы его заметили в Школе. Если бы старикам из Совета и Семи Лун не надоело ждать, вопрос о поступлении Рицки в Школу поднялся бы не раньше следующего лета.
Впрочем, сейчас это уже носит вероятностный характер.

Связь. Слияние душ, переплетение судеб. Единожды созданная, она не должна быть разорвана – это слишком большое потрясение.
Я уже видел подобное. Всего один раз, но запомнился мне тот случай на всю оставшуюся жизнь.
В то время я еще проходил обучение в Школе.
Парень из выпускной группы, первоклассный Боец, беззаветно доверявший своей Жертве, оказался ею отвергнут. Агнец отказался от Стража в надежде наладить связь с более сильным Чистым Бойцом. Учителя пытались образумить девчонку, но она разорвала Связь, вопреки всем заверениям и приказам.

Перед внутренним взором всплывают воспоминания – больничная палата, белый кафель, мерзкий запах лекарств и собственная боль. Не столько сильная, сколько обидная – проигрыш в тренировочном поединке отдавал горечью и жаром сильнее, чем царапина, оставленная на спине чужим заклинанием. Я в тот день лежал в лазарете, и никак не мог уснуть, раз за разом проигрывая в память бой.
Но вскоре уже даже это увлекательное занятие наскучило.
И если бы только это.
Из соседней палаты, куда поместили неудавшегося самоубийцу, буквально разливалась тяжелая, давящая аура, наполненная болью и беспросветной тоской. Когда время перевалило за два часа ночи, я решил все же навестить своего беспокойного соседа. Шел туда с целью вправить мозги неудачнику, но стоило переступить порог, и я остановился как вкопанный. Здесь его отчаяние чувствовалось физически, оно была разлито в воздухе, заполняло легкие при первом же вздохе, заставляло сердце сбиваться с ритма и испуганно трепыхаться.
Боец лежал на кровати, его запястья и лодыжки были надежно зафиксированы кожаными ремнями, прикрученными к металлической кровати.
И еще - пустой, бездумный, бессмысленный взгляд, полный слез. Они текли не переставая, стекая от уголков глаз и через виски, по проложенным уже дорожкам убегая в волосы. Боец то что-то беззвучно бормотал. Его дрожащие губы произносили лишь одно слово: «Юи, Юи… Юи…».
Это было бы смешно, нелепо, наивно… если бы не было так страшно.
То, как молодой парень умирал, обездвиженный, на железной койке – одно из самых страшных видений в моей жизни.
Все слова, какие только можно было бы сказать, в этой ситуации, застряли в горле. Пошатнувшись, я ухватился за косяк двери и уже развернулся, чтобы выйти, как вдруг услышал хриплый, будто сорванный шепот.
- Стой.
Вдоль позвоночника плеснуло холодом – мороз пробрал до самой души, настолько жутко было слышать хрип умирающего старика из уст молодого парня. Я по-прежнему стоял, не оборачиваясь.
- Постой… помоги…
- Что? – повернутся все же пришлось. Повернуться и встретиться со взглядом стальных глаз, что так пристально смотрели на меня. Слишком пристально и... умоляюще. Как на избавление, на возможность сбежать.
- Помоги… отпусти меня…
- Зачем? – Глупый, глупый вопрос, но ничего другого в голову не пришло.
Боец перевел взгляд на окно.
Понятно. Девятый этаж, а внизу асфальтная площадка. Смерть практически гарантированна.
- Я… когда она сказала, что я не нужен… у меня не хватило духа… раскрыл Систему в последний момент и … не смог тогда…
О таком я и не слышал. Значит можно остановить падение с высоты, если успеть открыть систему? Надо же. Правда, для этого нужна молниеносная реакция, но в таких ситуациях даже заурядные люди способны на чудеса.
Боец тем временем снова перевел взгляд на меня.
- Пожалуйста… освободи.
И взгляд полный такой боли, что захотелось пойти и уничтожить ту сволочь, что довела этого парня до такого состояния.
Не отдавая себе отчет в том, зачем мне это, делаю шаг вперед. Потом еще один и еще. Вот я уже рядом с кроватью и… кожаные ремни твердые, жесткие на ощупь, а кожа запястий ледяная.
Резкая вспышка заставляет зажмуриться и повернуться к двери.
- Акаме-кун, что ты собираешься делать?
От резкого света на глазах наворачиваются слезы и я вижу пока лишь размытый белый силуэт. А вот голос узнает безошибочно.
- Директор.
- Я задал вопрос, Акаме-кун. Что ты собираешься делать?
Минами Рицу подошел к кровати взглянул на распластанного на ней парня.
Усталый вздох, как если бы создавшаяся ситуация для него привычна и предельно неприятна.
А может, просто сказывалась усталость от поступков неразумных детей?
- Идите к себе Акаме-кун. В вашем присутствии нет необходимости.
Словно на чужих ногах обхожу директора и быстро оказываюсь за дверью. Лишь после я сообразил, что даже не попрощался, но ради этого определенно не стоило возвращаться.
Остаток ночи я не спал. Даже не пытался заснуть – знал, что лучше мне сейчас все-таки бодрствовать.
Утром в палату напротив зашел врач. Не знаю почему, но я запомнил его очень отчетливо – усталый, помятый и неопрятный мужчина совершенно неопределяемого возраста. Ссутуленная спина, засунутые глубоко в карманы халата руки и равнодушное выражение лица – наверное, так и должна была бы выглядеть Смерть – уставший от бесконечной службы ночной дежурный.
Спустя несколько минут врач вышел из палаты и вскоре вернулся с парой санитаров. Они вынесли носилки с телом, полностью накрытым белой простыней.
Я даже не знаю, как звали того Бойца.
Тогда я поклялся, что доберусь до его Жертвы. Во что бы то ни стало и не важно, что со мной будет после этого.
Но судьба распорядилась по-своему.
Все же разрыв не может не иметь последствий.
Через неделю до меня дошел слух - та Жертва сошла с ума. Просто и незатейливо перестала реагировать на окружающий мир и людей. Погрузилась в бездну одиночества и безумия, которое никто не мог разделить с ней. Клятва требовала быть стопроцентно уверенным и я правдами и неправдами добился пятиминутного визита.
То, что я увидел, заставило почувствовать горькую, болезненную радость от чужого горя. Пустой, бессмысленный взгляд таких же серых, как у Бойца глаз. Руки и ноги, скрепленные кожаными ремнями. Пожизненно обреченная на существование, мало чем отличающееся от жизни растения – вот на что обрекла себя девчонка, решившая, что боль любящего ее – достойная плата за Силу.

Сколько я не гнал из головы тот случай – забыть не получалось. А при взгляде на Рицку, вспоминался все чаще.
Если Агацума разорвет связь – беды не миновать. Тому, кто не видел глаза того парня не объяснить, насколько это безнадежно. Насколько это жутко и страшно.

Где-то за горизонтом всполох молнии освещает низкие облака.
Что ты чувствуешь, Рицка? Привязанность, дружбу, признательность или просто интерес?
Любовь?
Стал ли Соби для тебя ближе, чем мама или брат? Дороже, чем твоя жизнь?
А ведь Сеймей еще даже не знает. Я не докладывал ему, потому что не был уверен до сегодняшнего дня. И даже сейчас, когда наконец-то вижу, как нить Связи соединила вас в Пару – не знаю, как ему сказать. Технически это, конечно, просто, но вот реакция его слишком предсказуема.
Кого-то кроме себя рядом со своим братом Сеймей не потерпит.
Потребует разорвать Связь.
Рицка…
Мне в жизни уже давно ничего не надо. Но, я бы очень не хотел, чтобы с тобой что-то случилось.
Впрочем, мое пожелание несколько запоздало.
Лишь бы Боги не допустили, чтобы случилось самое страшное.

Знаешь…
Ты так похож на меня, когда я был в твоем возрасте.
То же одиночество.
Та же боль. Не телесная, боль души.
И то же предстоящее разочарование.
Рицка, сам не знаю почему, но я бы хотел оградить тебя от этой боли.

- Ну и как ведет себя объект наблюдения сегодня.
Сеймея как всегда сложно почувствовать заранее.
- Объект сегодня не пришел домой, и его отсутствие обнаружила матушка. Ее ор слышали, наверное, все соседние кварталы. Так что она стала обзванивать всех знакомых, и кто-то перезвонил, как ты выразился «объекту». Так что он движется домой и через минуту-другую прибудет сюда.
- Хорошо.

Из-за угла появляются две фигуры.
Агацума судя по всему решил проводить, теперь уже действительно свою маленькую Жертву.
Прямо перед дверями мальчик останавливается и кладет руки на грудь Бойца, словно удерживая.
Рицка стоит, понурив плечи - прекрасно понимает, что ждет его там, за дверью.
А потом Соби наклоняется и целует мальчика.
Вижу, как светится, оживая нить Связи, соединяющая младшего Аояги и Агацуму. И прекрасно понимаю, что это же видит и Сеймей. И, судя по возмущенному хриплому вздоху, увиденное его не радует.
- Ты это видишь?
- Ты про поцелуй или связь?
Кажется, даже воздух рядом с Сеймеем накаляется, наполняется разрядами тока.
- Давно ты это знаешь?
- Уже полчаса как. Связь возникла после поединка с Зеро, когда Рицка пришел к Агацуме домой.
Течение тока ощущается все сильнее.
- Ты хочешь сказать!?
- Не обязательно. Ушки то у него на месте. Наверное, он просто…
- Да какая разница! Как он посмел, я же ясно сказал, что …
- Что Рицка теперь его Жертва. Соби нашел отличную лазейку в твоем завещании.
- Заткнись!
Сеймей опирается ладонями о подоконник, со злобой глядя вслед удаляющемуся Соби.
- Ну, мы еще посмотрим, кто из нас просчитался.
Сеймей разворачивается и быстрым шагом выходит из комнаты. Ну, вот и доложил, называется.
Возвращаюсь к созерцанию дома напротив, отмечая крики, что были слышны даже здесь.

Возвращение туда, где не был

Возвращение туда, где не был

В тишине комнаты раздается тихая трель телефона.
Несколько мгновений на молчание, а затем:
- Рицу-сенсей?
- Соби-кун, я, признаться, даже удивлен, что ты все же мне ответил. – Голос Рицу как всегда сух, и удивления в нем не чувствуется совершенно. - Но и рад, что ты в кои-то веки поступил благоразумно. Я хотел поговорить о твоей Жертве.
- Слушаю.
- Мне бы хотелось узнать, что решил Лавлесс относительно приезда к нам.
- Вы еще сомневаетесь? После вашей встречи в Игре Рицка загорелся идеей приехать «в Гору».
Им обоим понятно, что дело здесь не только и не столько в Игре. Но зачем озвучивать и без того известные факты?
- Когда?
- Он сказал, что завтра.
- Прекрасно. У меня были подозрения, что он передумает.
- Нет, вы очень качественно его заинтересовали, он не передумает
- Хорошо. И еще, Соби-кун, не вздумай его отговаривать.
- Ну что вы, Рицу-сенсей, и не собирался.
Молчание. Видимо учитель обдумывает, можно ли расценивать последнюю реплику ученика, как проявление неуважения.
- Сеймей вернулся. – Вот как всегда, без перехода. Тем же тоном, что сообщал и о плохой погоде.
Ожидаемо, предсказуемо, но все равно – такое заявление не может оставить равнодушным. Теперь понятно, откуда эти слишком уж сухие нотки в голосе учителя – тоже пытается скрыть беспокойство.
- Комиссия убеждена в фальсификации его смерти. Недавно до нас дошли сведения, подтверждающие, что Аояги жив и неплохо поднялся в иерархии предателей. Видимо времени он зря не тратил.
Так, сейчас вводный инструктаж проведен, теперь пойдет инструкция к действиям.
- Надеюсь, ты понимаешь, что нельзя допустить, чтобы Аояги прибрал к рукам брата. Он может стать нашим козырем в противостоянии с Сеймеем. Этот парнишка поможет свести вероятные потери к минимуму. Конечно, лучшим вариантом было бы пленение Сеймея и уничтожение его сообщников.
Шантаж и угрозы. И все это ради безопасности Совета. Даже жизнь и здоровье ребенка - недостаточные аргументы в этой борьбе.
- Я понял.
- Отлично. Жду вас завтра.
Гудки.
Безликие звуки, лишь подчеркивающие тишину…
Ну вот… началось.

***

Рицка
Долгая, изнуряющая дорога. Выматывающее путешествие - оно словно бы заняло во много крат больше времени, чем должно было. Казалось, это в прошлой жизни мы выехали из города, чтобы приехать в Школу. Казалось, это в прошлой жизни я не знал, что прячет Соби под бинтами на шее. Казалось… казалось это в прошлой жизни, я думал что нет человека, добрее твоего брата.
И слезы кажутся непозволительной роскошью.
Соби пережил этот ужас, выдержал, и я выдержу. Пусть я могу только представить, что пережил тогда Соби, но мне, при виде этих шрамов, становится по-настоящему больно. Ноет сердце, обливается кровью, при мыслях, как это все происходило.
Я не отдам тебя, Соби. Никому. Я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня. Я не позволю, что бы кто-нибудь еще причинил тебе боль.

Но любая, даже самая долгая дорога имеет конец. Вечером, почти ночью мы приехали наконец в Школу Семи Лун. Соби отправился поговорить со своим Учителем, позволив Бездыханному отвести меня в номер для гостей.
Чистая, просторная комната, куда привел меня Мидори, оказалась даже по-своему уютной. За окном шумел сад, а когда я открыл окно, то смог убедиться, что при желании можно легко выбраться на улицу – первый этаж и до земли совсем не далеко.
Я сел на кровать и попытался собраться с мыслями. Было очень беспокойно и, в первую очередь, оттого, что рядом не было Соби, ну и во вторую, что я наконец-то подобрался так близко к разгадке тайны смерти Сеймея.
Ну почему Соби до сих пор нет?

Резкий стук выдергивает из состояния напряженной задумчивости.
Кио стучит по оконному стеклу ладонью и что-то быстро-быстро говорит. Всего пара секунд и я подбегаю к окну, открываю оконные створки.
- Рицка, быстрее, Соби сказал, чтобы я привел тебя, - парень говорит быстро и шепотом, словно боится, что нас могут подслушать.
- Кио, подожди, но я как раз здесь жду Соби.
- Да-да, у него проблемы, пойдем скорее, ты ему нужен. Он вышел ко мне и к нам подбежали две каких-то девчонки. Он велел привести тебя.
«Соби в беде!»
Не раздумывая больше ни секунды, забираюсь на подоконник и спрыгиваю на землю.
«Некогда думать о пустяках!»
Вскакиваю, хватаю Кио за рукав.
- Пойдем скорее, ну же, веди!
Кио словно бы только этого и ждал. Хватает меня за руку, чуть повыше локтя, и тащит куда-то вглубь леса. Одиночные, редко стоящие друг от друга деревья быстро сменились частоколом перекореженных темных стволов.
От быстрого шага, почти бега, уже через несколько минут сердце начинает загнано стучать, но я ни за что бы не остановлюсь.
«Соби, ему нужна помощь… ему нужен я!»
Кио все идет и идет дальше, минуя перечеркивающие лес дороги и тропинки. Он явно направляется к какой-то определенной цели, хотя, даже не представляю, как он определяет направление, я уже с трудом могу сказать, в какой стороне остались огни Школы.
Но вот деревья расступаются, и мы оказываемся на просторной поляне, залитой лунным светом.
Соби?!
- Кио? Кио, что случилось, где Соби?
Кио тащит меня до самой середины поляны и, наконец-то, останавливается, замирает спиной ко мне.
- Нам надо поговорить без свидетелей, Лавлесс.
- Кио, да что ты такое… - начинаю было я и осекаюсь.
«Кио не знает моего настоящего имени».
- Кио…
- Рицка!
На краю поляны стоит Соби, протягивает мне руку. Хочу подбежать к нему, хочу схватиться за протянутую ладонь, но ноги не слушаются, будто окаменели, приросли к земле. По спине плеснуло холодом от страха.
- Не так быстро.
Кио, по-прежнему стоя спиной ко мне, разводит в стороны руки и делает странное движение, будто отряхивая с ладоней воду.
Цветными каплями отлетает в сторону дымка, что в мгновение окутала Кайдо. Будто смыли краску с картинки – и вот передо мной уже высокий молодой парень, с черными волосами и чуть выше Кио.
Незнакомец оборачивается и с задорным прищуром смотрит на меня, а затем переводит взгляд на Соби. Взгляд из смешливого становится злым и холодным.
- Быстро же ты меня почувствовал, Агацума.
- Отпусти Рицку.
- Я ничего ему не сделаю. Просто хотел увести его подальше от любопытных глаз.
- Зачем?
Черноволосый качает головой.
- Сейчас все поймешь.
Незнакомец перестает обращать на нас внимание, достает сотовый телефон и набирает номер. Соби, мгновенно воспользовавшись заминкой парня, оказывается рядом со мной, загораживая от черноволосого. Тот, совершенно равнодушно глядя на перемещения Агацумы подносит трубку телефона к уху, ожидая соединения.
Ноги обрели чувствительность, и одновременно с этим, незнакомец усмехается, и перебрасывает телефон Соби.
- Послушай.
Боец недоверчиво вертит трубку в руке, а затем все же подносит к уху.
В темноте я не вижу лица Соби, но и без этого чувствую, как он напряжен.
Голос человека, едва слышимый из трубки негромок, слышу лишь тихое бормотание, но не различаю слов.
Прижимаюсь к Соби, обнимаю, в попытке успокоить, выразить поддержку, раз уж не могу по-настоящему помочь.
Соби опускает руку с телефоном и поднимает глаза на черноволосого.
- Веди.
Коротко, отрывисто, совсем не как обычно.
Парень усмехается.
- Я – Нисей. Возлюбленный.
Отворачивается от нас и идет дальше, видимо не сомневаясь, что мы последуем за ним.
- Пойдемте, Рицка.

Согласие на смерть

Согласие на смерть

Рицка
Мне совсем не страшно. До тех пор, пока рука Соби сжимает мою ладонь – мир не существует. Мы выходим на какую-то заброшенную дорогу. Темно, луна хоть и светит ярко, но обратный путь я бы не нашел, доведись мне возвращаться в одиночестве.
Хорошо, что такого не будет.
Соби набросил мне на плечи свой пиджак. Почти незаметный жест – проявление заботы, а как приятно. И стало совсем тепло и спокойно. Я не знаю, что это за парень, кто говорил тогда по телефону и куда мы идем. Знаю лишь, что уверен в Соби. Он не предаст, он любит меня и не позволит, чтобы случилось что-то плохое. А я не позволю, что бы что-то случилось с самим Соби, потому что я его Жертва и отдам ему столько силы, сколько потребуется.
Дорога привела нас к высокому трехэтажному особняку. Кирпичная кладка, старые, разросшиеся кусты вокруг. Ничем не примечательный дом. Но здесь мне, наконец-то, расскажут о брате.
Сжимаю руку Соби.
Пока ты со мной, мне не страшно.

Соби
Нисей открывает дверь, кивает Рицке, подчеркнуто не глядя на меня.
Все интереснее и интереснее.
Мальчик, не отпуская мою руку, заходит в залитую светом комнату. Простая обстановка, чем-то напоминающая гостиничный номер. Вроде и вещи и мебель есть и стоят на своих местах, но нет чего-то важного, что бы создало атмосферу уюта, выдало, что здесь постоянно живут люди. Эту комнату легко представить заброшенной, а вот представить здесь постоянных жильцов сложнее.
- Здравствуй, Рицка.
Этот голос…
Я узнал бы его из тысячи. Чувствую, как Рицка вздрогнул и инстинктивно прижался ко мне.
У противоположной двери, скрестив руки, стоит Сеймей. Живой и невредимый.
Прикрываю глаза.
Вот и подтвердились мои наихудшие опасения. И не только мои, но и Учителя, Совета и Семи Лун.
«Ты все-таки жив, Сеймей».
Возможно, ты еще не понял, но теперь ты мой враг, и если понадобится - я уничтожу тебя.
Хотя я дам тебе шанс.
Расскажи, как и почему ты скрывался – и возможно я пересмотрю тот молчаливый приговор, что тебе уже вынесен.

Рицка
Не может быть.
Не может быть.
Это просто невозможно!
Брат!?
Совершенно невредимый стоит у стены, словно нет ничего удивительно в том, что он жив.
Нет, это обман!
- Кто ты?!

Соби
Усмешка на лице Сеймея померкла. Метнув в мою сторону испепеляющий взгляд, старший Аояги делает пару шагов в сторону брата, но, увидев, что мальчик только плотнее прижался ко мне, остановился.
- Рицка, ты что, не узнаешь меня?
- Сеймей, - Нисей решает внести ясность. – Думаю, Рицка просто не верит, что это ты. Как раз полчаса назад я показал ему фокус с перевоплощением, так что.
- Понятно. Что ж, давайте пройдем в комнату.

Рицка
Это сон.
Я сплю и вижу сон, который вот-вот превратится в кошмар. Или уже превратился.
Сеймей жив?!
Не может быть. Так хочется поверить, но… но почему он так зло смотрит на Соби и Нисея?!
Почему так растерянно смотрит на меня?

Соби
Удивлен, я прав Сеймей? Думаю, ты знал, что я создал Связь с Рицкой, но не ожидал, что она будет такой прочной. Ты же видишь, наша Нить Связи такая же крепкая, как и у природной Пары. Любовь воистину сильная вещь, согласен?

***

Комната, в которую старший Аояги проводит «гостей» выглядит уже чуть более обжитой.
Нисей останавливается у двери, подпирая плечом косяк, Сеймей присаживается на кресле, а напротив него – Соби и Рицка. Мальчик не отходит об Бойца ни на мгновение. Шок или желание найти «защиту» в данный момент стали тому причиной – неизвестно. Но то, как этот факт раздражает Сеймея, виден невооруженным глазом.
Жертва еще раз окидывает задумчивым взглядом брата, а затем поворачивается к Агацуме.

- Хорошо же ты исполнил мою волю, Соби.
- Что не так, Сеймей? Ты приказал создать связь - я это и сделал. Я должен был защищать Рицку.
- И не допускать, что бы он приехал в Школу!
Мальчик вздрагивает, будто сердитый голос брата выводит его из состояния шока.
- Сеймей, прекрати, я сам просил Соби привести меня! – Во взгляде Рицки смешиваются отчаяние, непонимание и обида. Он не может взять в толк, почему брат сердится и почему обвиняет Соби.
Сеймей зло сощуривается.
- Рицка, ты... Он привязал тебя!
- Нет, это ты не понимаешь! Соби заботится обо мне! Он единственный, кто заботится, защищает меня! Он ни разу не предал меня и ни разу не обидел!
Сеймей медленно поднимается, не отрывая взгляда от лица брата.
- Так вот как ты к нему относишься.

Все, кроме самого Рицки, в эти секунды видят, как с каждым словом мальчика светится ярче нить их с Соби Связи. Аояги заявляет права на Бойца, как Жертва, подсознательно дает ему силу, что бы он в любой момент мог защитить и его и себя.
Вот только при этом он так умоляюще смотри на брата, что становится понятно – случись открытое столкновение и он встанет между ними.
Брат и Боец – вряд ли даже сам Рицка сейчас может сказать, кто для него более важен.
И этот расклад одинаково неприятнее и для Сеймея, и для Соби.

Старший Аояги с ненавистью смотрит на эту, оскорбляющую его до глубины души Связь.
«Рицка, братишка, что же он с тобой сделал?!»
И не выдерживает.
- Соби, приказываю. Разорви Связь.

Соби
- Сеймей! – Нисей мгновенно оказывается рядом со старшим Аояги. – Не надо!
Усмехаюсь про себя.
Сеймей, в тебе сейчас говорит ревность. Безрассудная, слепая и глупая. А вот Боец сразу сообразил, что к чему. Или, может, он видел что-то подобное? Знаю, ты не встречал стражей после разрыва, а этот парень, судя по всему, с подобными случаями сталкивался. Иначе бы так не волновался. Хотя, его заинтересованность и удивительна.
Впрочем, сейчас это не важно.

Похоже, что наша Связь с Рицкой уже «отжила» себя.
Она становится опасной для плана Учителя.
Рицка просто еще не до конца поверил, что перед ним брат, но еще чуть-чуть и он признает Сеймея, а вместе с этим и примет его сторону. У Рицки потрясающая способность не видеть поступков людей, которых он любит.
Если он мне прикажет защищать Сеймея – у меня не останется выбора, кроме как повиноваться.

Кидаю взгляд на свою бывшую Жертву. Редко мне доводилось смотреть на тебя снизу вверх. Лишь когда ты слишком усердствовал в наказании или «воспитании» меня.
Но сейчас особый случай.
Ты настолько взволнован, что даже не можешь спокойно сидеть в кресле.
Тебя так беспокоит мысль, что братик может полюбить кого-то кроме тебя? Ну так подтверди свой приказ и потребуй того же от Рицки. Облегчи мне задачу.

Разрыв связи отвлечет внимание с меня на Рицку, все же безболезненно эта процедура для «привязанного» пройти не может. К тому же, не имея над собой власти Жертвы я могу в любой момент начать действовать. Только и нужно – узнать паны Сеймея.

Нисей
Соби, чтоб тебя, почему ты ничего не говоришь! Почему не скажешь, что ждет Рицку в случае разрыва!?
- Сеймей, не надо! Послушай.
- Заткнись и отойди, Нисей! Соби! Я приказываю: уничтожь заклинание, что ты наложил на Рицку, чтобы создать Связь! Рицка! Подтверди этот приказ!

***

Рицка непонимающе смотрит на брата.
От вида разгорающейся ссоры не по себе.
Почему брат и Соби ссорятся?
Если и представлял он себе встречу с Сеймеем, то уж явно не так.
Какой приказ?
Какую Связь?
Едва ли осознавая вопрос и то, что хочет от него Сеймей, Рицка кивает, давая свое согласие на приказ.

Нисей
Сеймей, когда ты говоришь таким тоном, то спорить бесполезно. Я это уже знаю и только и могу, что наблюдать за тем, что надеялся никогда не увидеть.
Удивленный, растерянный Рицка. Он не понимает, что происходит, но настолько доверяет Соби, что даже ни капельки не пугается происходящего. Верит, доверяет своем Бойцу, как настоящая Жертва.
Соби. Бесстрастное лицо, точные движения и торжество, которое я чувствую всеми клеточками тела. Будь ты проклят, Агацума! В жизни не поверю, что ты не знаешь об опасности, что грозит мальчику.
Боец тем временем встает с дивана и опускается перед Рицкой на одно колено. Мальчик сидит, непонимающе хлопает ресницами. И Соби начинает читать заклинание, а меня едва ли не скручивает от высвобождаемой Силы.

«Ты мне безразличен. Своей силой я разрываю узы, что были созданы любовью. Как за днем приходит ночь, так и любовь сменяется равнодушием».


Часть 4. Без судьбы.

Судьба… отсутствие выбора.

«Больно…»

«Больно…»

Рицка
«Ты мне безразличен…»
Я уже не слышу, что Соби говорит после.
Только и чувствую, как в висках все нарастает и нарастает гул, созвучный с ударами в мгновение заболевшего сердца.
Почему-то вижу Соби, как через какую-то пелену.
Слезы?
Я плачу?
Так больно…
Моргнуть, даже на мгновение оторваться взгляд от Соби, кажется невозможным. Потому что с каждым мгновением из этого взгляда уходит свет. Уходит любовь. И вместе с этим по каплям умирает моя душа. Вместе со слезами, что как назло никак не могут прекратиться, умирает сердце.

Соби поднимается на ноги, все еще продолжая смотреть на меня. Потом вздыхает и закрывает глаза.
- Рицка, ты должен понять. Я был обязан установить Связь. Кроме как на любви ее нельзя было создать.
- Соби…
- Сеймей, я уже говорил. Ты велел создать пару.
- Тварь, ты должен был придумать какой-нибудь другой способ. Даже не смей говорить, что это было необходимо!
- Что я должен был сделать? Скажи, что? Без поддержки Жертвы даже самый сильный Боец обречен на проигрыш, а это означало, что твой приказ относительно запрета на приезд в Школу будет не выполнен.
- Меня не интересует, что тебе было бы тяжело, ты решил пожертвовать моим братом?!
- Нет, я защищал его!

Нисей
Боже мой, они не нашли лучшего места для ссоры?
Рицка сидит на диване, безвольно опустив плечи и низко склонив голову. Лица почти не видно, а вот капельки слез, что падают на джинсы – выдают, насколько ему сейчас плохо.

- Я уведу отсюда Рицку. – Подхожу к мальчику и кладу руку ему на плечо.
Сеймей на секунду отрывается от перепалки с Агацумой и кивком головы разрешает мне удалиться
- Да, конечно, отведи его в комнату и … проследи, что бы он хорошо устроился.

Веду Рицку в свободную комнату на третьем этаже. Подальше от этих криков.
Парнишка словно не понимает, куда и зачем он идет. Не удивлюсь, если это так и есть. Я держу руку на его плече и потому чувствую, как он дрожит.
От потрясения, от боли, от осознания – причин у него много, и все, как одна – обидные.
Дойдя до нужной комнаты, прохожу за порог, не включая свет. Рицке он сейчас не нужен, а я и так прекрасно вижу.

Остановившись перед кроватью, Рицка вздрагивает от резкой остановки и замирает, не предпринимая никаких действий. Злость на самого себя смешивается во мне с жалостью и раздражением. Немного грубовато разворачиваю мальчика за плечи лицом к себе и усаживаю на кровать.
Ни эмоции, ни слова…
Ну и ладно!
Непонятная горечь заставляет скривиться и развернуться к выходу.
Сволочи!
Останавливаюсь, не доходя пары шагов до порога.
В прошлый раз меня прогнал директор, но почему сейчас я убегаю сам? Все равно видеть сейчас Сеймея или, паче того, Агацуму – не хочется до зубовного скрежета.
- Нелюбимый.
Рицка вздрагивает, как от удара и поднимает на меня полные слез глаза. Мысленно чертыхаюсь про себя. Сейчас даже Имя причиняет мальчишке боль.
- Рицка, послушай, тебе просто надо перетерпеть пару дней. Сейчас тебе очень тяжело, но немного погодя все пройдет.
Боже, как бездарно и фальшиво я вру. Психологическая травма никуда не пропадет. Но не говорить же Рицке, что больше половины стражей, на кого применялось подобное заклятие - покончили с собой.
Хотя, какое «больше половины»?! Пытались почти все, а выжили лишь те, кого успели спасти.
- Ничего не пройдет. – Мальчик еще сильнее вжимает голову в плечи. – Меня никто не любит… я никому не нужен… так надо ли терпеть.
- Рицка!
- Может лучше уступить тело настоящему Рицке? И тогда все будут счастливы. – На каждую фразу, ограниченную один выдохом мальчишка начинает понемногу раскачиваться, упираясь ладонями в край кровати.
- Кроме тебя, верно?
- Нет… я тоже буду счастлив... я наконец-то исчезну.
- Рицка, - присаживаюсь на корточки перед сидящим на кровати пацаном. - Рицка, разрыв связи – всегда боль. Поверь, я знаю, насколько тяжело быть покинутым.
Негромкая усмешка, больше похожая на всхлип.
«Ты прав, я не понимаю, насколько тебе сейчас тяжело».
- Но этот так. – Присаживаюсь на кровать, рядом с мальчиком. Достаю из кармана потрепанную фотографию. – Я никогда не знал свою Жертву. В школе мне говорили, что она еще не найдена, что поиски будут продолжены среди младших групп. А потом Сеймей сказал, что она на самом деле погибла. Знаешь, обычно в таких случаях действительно замалчивают о смерти, потому что…
Замолкаю и, привычно, даже слишком привычно, смотрю на фотографию, ни о чем этот момент не думая. Вряд ли Рицка хотя бы слышал меня, сейчас ему не до чужого человека с его пустыми воспоминаниями.
Рицка неожиданно кладет ладонь на запястье мой руки, что держит фотографию и поворачивает так, что бы лучше видеть снимок.
- Она красивая.
Улыбаюсь.
- Правда. Знаешь, обычно, если Боец остается без Жертвы, то… скажем так, многие не могут это пережить. Невероятно сложно жить, зная, что ты никому не нужен.
- Ты нужен Сеймею?
Хочешь спросить, нужен ли хоть кто-нибудь твоему брату?
- Нет. Я лишь иду с ним одной дорогой. Просто, мне действительно все равно, что будет завтра. Победит Сеймей или Семь лун уничтожат нас.
«Мне действительно все равно».
Рицка молчит.
Сердце щемит от непонятного, иррационального сострадания к этому, совершенно чужому мне, мальчику. Да, я знаю о нем все, но это не меняет того факта, что мы с ним – чужие друг другу… так почему мне так неприятно видеть его слезы, так обидно за его боль?!
Неуверенно провожу рукой по черным волосам.
Видимо эта простой, незатейливый жест заботы, что-то окончательно ломает в душе мальчика.
Рицка порывисто обнимает меня и утыкается носом мне куда-то в шею. И слезы, так тщательно сдерживаемые в присутствии брата и Агацумы – наконец-то прорываются, находят выход из души.
Мальчик заплакал. Взахлеб, навзрыд, не стесняясь и не думая, как он выглядит в этот момент со стороны. Вся боль, что скопилась в душе, вся обида и непонимание – требовало выхода. Хотя бы так.
И больше нет злости или раздражения, будто со слезами Рицки уходят и мои собственные чувства.
Лишь опустошение.
Обнимаю мальчика за плечи и прижимаю ближе к себе, упираюсь подбородком в черноволосую макушку. Только так - на языке жестов я могу показать, что ты не безразличен миру, Рицка. Словам ты сейчас не поверишь, а вот так…
Не может быть, что ты никому не нужен.
Ты нужен хотя бы своему будущему Бойцу!
Не оставляй его, не бросай!
Как оставили меня…
Ведь, это так больно – заранее потерять то, за что потом умереть будешь готов.
Понимание того, что кто-то из молодых Стражей сейчас может лишиться Жертвы, навечно потерять частичку себя – неприятно, болезненно
Несколько минут проходит в молчании.

Трель телефона отвлекает от размышлений. На автопилоте достаю телефон и механически нажимаю на кнопку приема.
- Нисей! Немедленно сюда! Какого черта ты так долго не берешь трубку!?

Рицка в моих руках наконец-то затихает – какова бы не была боль, все имеет свои предел. И в данном случае слезы помогаю быстрее достигнуть черты, за которой уже все равно, что случилось. Хочется только забиться в уголок и сидеть там, никого не видя и не слыша. И это хорошо потому, что мыслей о самоубийстве в таком состоянии меньше.
Не отвечая Сеймею, укладываю мальчика на кровать.
- Спи, Рицка.
Парнишка отключается еще до того, как голова коснулась подушки, мимолетно улыбаясь чему-то.
И я улыбаюсь – ему приятно, что я назвал его обычным именем.

Вот и хорошо. Поспи, а потом я снова приду к тебе. А сейчас.
- Да, Сеймей, что такое?
- Сюда! Немедленно!
- Иду уже.
Не очень-то хочется оставлять Рицку в таком вот состоянии. Одна надежда, что он сейчас будет спать, как убитый и не проснется до того времени, как я вернусь.

Соби
- Так что там на счет твоих планов, Сеймей?
- Соби, Рицка тебя совершенно испортил. Как ты разговариваешь с Жертвой?
- Зачем тебе это, Сеймей? Чего ты добиваешься?
- Все предельно просто. Я веду к власти человека, который, наконец-то сможет перекроить заново этот мир. И в первую очередь - наш мир, Соби, мир Стражей. Он изменит его к лучшему.
- Сеймей…
- Замолчи, Агацума! Ты не понимаешь, ничего не понимаешь! Все, что я делаю - ради Рицки. Ради нашего с ним будущего. – Сеймей уже успокоился и теперь просто сердито смотрит на меня, даже не пытаясь кричать, - Рицка. Я скучал по нему, пока скрывался, а ты так поступил с ним! Тебе придется постараться, что бы отработать этот долг, Соби.
Аояги поднимается с кресла.
- Все, что я делаю - ради твоей нынешней и бывшей Жертв. Ты не можешь пойти против нас.
- Нынешней?
Он заметил.
Заметил, что мне не удалось полостью разорвать Связь.
Все же такие вещи должны происходить по инициативе Жертвы. Как не мог я установить Связь, пока сам Рицка не пожелал этого, так и сейчас не могу полностью разорвать нить, без его на то согласия. А парнишка так отчаянно цепляется за нее, все еще просит моей защиты… черт!

- Но разве ты не приказал нам разорвать связь?
- Это не отменяет того, что Рицка – твоя Жертва. Даже когда Связь будет полностью уничтожена - он все равно будет иметь право приказывать тебе, а ты должен будешь повиноваться. То, что эта возмутительная привязанность еще не исчезла – даже хорошо. Завтра я поговорю с братишкой. Уверен, он поймет меня и поддержит.

Сеймей поворачивается ко мне спиной и проходит несколько шагов до окна. Не осознавая того, считаю шаги – ровно три – столько, сколько разделяло стол и окно в моей спальне. После того дня, когда я узнал о «смерти» Сеймея – я накрепко запомнил это проклятое расстояние.

- Все, абсолютно все, что я делаю – ради брата. Я не монстр, которому нужна власть ни для чего. Я хочу защитить Рицку, подарить ему целый мир, поэтому, - Сеймея оборачивается, - ты мне поможешь. Тебе ведь не безразличен мой мальчик? А значит, ты никуда от нас не денешься. А теперь иди, можешь отдохнуть в любой комнате на втором этаже.

- Почему ты не скажешь Рицке, кем ему приходится Нисей?
- Заметил, - довольная улыбка играет на губах Сеймея.
Радуешься, что я оценил твой изящный ход? Забавно, но ничего изящного я тут не вижу.
- Пока не поняли, но скоро почувствуют. Так почему?
- Это вопрос доверия, Агацума. Это вопрос доверия.
С трудом удается мне не показать своего призрения.
- Ты не доверяешь даже своему брату, Сеймей.
Сердитый взгляд старшего Аояги.
- Ты стал дерзок, Соби. Но если уж тебе так интересно, то я не допущу, что бы Рицка соединился с Нисеем, пока не буду уверен, что ему не наплели чего-нибудь про меня. Хоть Семь Лун, хоть твой разлюбезный учитель – если они и могли что-то рассказать про меня братишке, то вряд ли лестное. А сейчас – уйди.

Смертный грех

Смертный грех

Соби
Полутемный коридор, неприятно-громкое поскрипывание половиц.
Кривлюсь про себя.
Сеймей, ты никогда и ничего не мог предусмотреть полностью. Вроде все просчитываешь заранее, а всегда оступаешься. Буквально на финишной прямой, уже в нескольких шагах от красной ленточки, за которой уже не остается сомнения, кто победитель.
Ты думаешь, что здесь и сейчас имеешь то же влияние на меня, как тогда, когда я был твоим Бойцом?
Ты ошибаешься.
И на элемент внезапности ты рассчитываешь совершенно зря.
Лишь природная осторожность пока помогали тебе не оступиться, не сделать последнего, рокового шага. Но сейчас ты его уже совершил.

Поворот и я останавливаюсь перед невзрачной дверью. Вроде такая же, как и предыдущие десять, которые так равнодушно я миновал.
Но нет.
За ней чувствуется биение силы и чуть приглушенные всполохи боли.
Рицка…
Ты все еще моя Жертва – по-настоящему разорвать связь мне не удалось.
Ты любишь брата, я знаю.
И, вероятнее всего ты ему все простишь. Будешь сердиться, но простишь.
А, значит, признаешь его правоту и будешь приказывать мне.
Рядом с ним ты станешь безвольной куклой – не самый приятный для меня расклад.

Необходимо действовать быстро, а связь с тобой, что еще оголенным нервом тянется от тебя ко мне.
Я должен, сейчас, пока еще есть время, остановить Сеймея, а ты не даешь этого сделать уже одним своим присутствием.

Прости Рицка…

Дверь беззвучно открывается, пропуская в комнату.
Маленькая, тоненькая фигурка мальчика под одеялом, кажется такой хрупкой и беззащитной.
А ведь, по сути, он такой и есть – слабый ребенок, что обязан погибнуть в жерновах этой необъявленной войны.

Видимо, он чувствует мое присутствие.
Садится на кровати, удерживая рукой одеяло на плечах, кутается в плотную ткань так, словно она может его защитить.
Наивный.
Глупый.
Но по-прежнему – мой хозяин.
Чертова связь.
Я не могу сам, своими руками, как бы чудовищно это не звучало, убить его.
Есть лишь один способ – жестокий, сложно выполнимый в других условиях. И такой эффективный сейчас.

- Соби, зачем, - мальчик поджимает губы, явно на ходу спрашивает не то, что хотел, - ты здесь?
Вижу, ты ищешь мне оправдание. Про себя, в глубине души, ты, возможно, даже винишь себя – что ж, тем лучше.

- Спрашиваешь себя, почему я это сделал?
- И так ясно. Приказ Сеймея. Но почему, почему, Соби, ты мне врал?
- Это не я врал, Рицка! – Громко и резко обрываю его я.
Мальчик замирает, глядя на меня своими фиалковыми глазами загнанного в угол звереныша.

- Что…
- Это не я врал, Рицка. Ты, - глаза в глаза, не разрывая взгляда, - никогда не задумывался о смысле своего имени, Нелюбимый?
Рицка не понимает, что я хочу сказать, лишь сильнее сжимает пальцами край одеяла, да подсознательно цепляется за обрывки связи… зовя меня же на помощь.
- Лавлесс – одно из немногих имен, чей смысл может быть истолкован двояко. Нелюбимый или… Нелюбящий. Чувствуешь разницу?
У мальчика дрожат губы, но он упрямо их сжимает, стараясь не расплакаться передо мной, не показать свою боль. Как будто я ее не чувствую, отголосками, почти фантомным всполохами через еще живую связь.
- Ты никого не любишь, Рицка. Это твоя природа, твоя судьба. Ни маму, ни Сеймея… ни меня. Ты просто не способен на это чувство. Ты всем врал. Всегда врал.
- Неправда.
- Тебе безразлична твоя мать. И Сеймея ты никогда не любил.
- Нет!
- За что тебя любить, Рицка?
Пара шагов и я стою уже пред кроватью. Так близко, что могу дотронуться до мальчика.
- Как можно любить того, кто сам на любовь не способен? – Кончиками пальцев отвожу со лба Жертвы черные пряди. - Вот настоящий Рицка, я уверен, он всех любил, и поэтому все любили его.
Я должен спешить. Сейчас, у меня есть совсем немного времени, пока Сеймей относительно беззащитен. Возможно, даже его связь с Нисеем пошатнется, раз уж природная Жертва Акаме так близко.
- Ты – причина боли многих людей. Ты не позволяешь настоящему Рицке вернуться – если бы ты любил маму и брата, то не стал бы отнимать у них того, кто им дорог, или я не прав?
Склоняюсь к уху мальчика. Я сам себя ненавижу в эту секунду. Но глубоко, в глубине души – потому что я не могу позволить Рицке почувствовать собственное сожаление. То, что он сейчас воспринимает от меня – это сожаление и осуждение. То, чего он боялся, с чем жил последние годы.
- Ты грешен, Лавлесс, «тот, кто не способен на любовь».

Ну вот мальчик, теперь ты уже все сделаешь сам, я прав?

Рицку бьет крупная дрожь. Не способный что-либо сказать ни в свое оправдание, ни в свою защиту он сейчас лишь крепко зажмурился, не в силах принять эту, так ловко вывернутую мною на изнанку, правду.
Плохо же ты знаешь своего братца. Он такие штучки мог выделывать с кем угодно.

Искупление

Искупление

Рицка
Это ложь!
Ложь… ложь... неправда…
Или…
Правда?
Обжигающая, невыносимая, обидная, до нежелания жить, правда.
Я действительно никого не люблю?
Я действительно притворялся?
Можно назвать то, что я испытывал к маме или брату - любовью.
Я думал, что да.
Но… мое имя?
Нелюбимый… нелюбящий.
«Тот, кто не способен на любовь».
Соби?!
Перед глазами все плывет и мутится.
Ты такой спокойный, так просто говоришь мне давно известный про меня факт.
Тебя не волнует, что ты только что перечеркнул единственную мою причину жить?
Как черный маркером по стеклу, с неприятным скрипом провел словами по моей душе, зачеркивая то единственное, чем я оправдывал свое существование.
Соби… я ведь…

Соби
Рицка рвано, как кукла, поднялся с кровати.
Он все понял так, как нужно.
Больно и горько от этого зрелища, но тут уж ничего не поделаешь.
Я даже не произношу слова, лишь шепчу.

«Ты грешен. Ты уже не можешь искупить свой грех. Ты обманывал всех, внушал всем ложную надежду.
Ты не тот, за кого себя выдаешь. Ты не настоящий».

А Рицка и не воспринимает их, как произнесенный мной – это лишь шепот у него в голове.

«Ты не настоящий. Настоящий люди способны любить, а ты нет.
Ты говоришь, что с радостью бы отдал тело настоящему Рицке, а сам день за днем убиваешь его.
Ты так долго занимаешь это тело, что настоящий Рицка уже отчаялся вернуться. Дождаться его отчаялись уже и мама и брат».

Мальчик пошатнулся и мне приходится его придержать за плечо, что бы он не сел опять на кровать.
Не обращая внимания на меня он медленно, словно ноги его совсем не слушаются подходит к окну и с третьей только попытки открыл сворку, впуская в комнату волну прохладного воздуха.
Иду за ним.

«Ты причиняешь боль одним своим существование. Умри. И тогда все вернется на свои места. Все будут счастливы, ведь ты уступишь место настоящему Рицке. Только это может искупить твою вину, только это искупит твой грех. Ты понимаешь меня?»

- Да… да… Соби… я понимаю…

«Не бойся, так будет лучше для всех»

Ну, вот и все, ни слова больше.
Все остальное он уже сделает сам, а мне пора.

И все же слова – великие волшебники.
Любую ложь облечь в слова – и она уже правда, которой верят, из-за которой действуют. Между реальностью и действием часто стоят слова - невесомое сочетание звуков, но от них зависит, какой будет действие, какая будет реакция на реальность. Причем, независимо от того, что есть реальность на самом деле.

Выхожу за дверь, краем глаза видя, как в проеме окна мелькнула фигурка мальчика и… вот уже там лишь звездное небо.

Рицка
Руки почти не дрожали.
Сердце бьется последние секунды и его удары казались звуком похоронного колокола.
Бесполезная мышца.
Зачем гнать кровь? Зачем поддерживать жизнь, если это никому не нужно. Зачем стараться… зачем страдать…
Один шаг и все будет хорошо… один шаг и …

Судорожно вздыхаю и шагаю вперед, в пустоту, заставляя себя в последний момент распрямить судорожно сведенные пальцы.
Ветер свистит в ушах.
Еще недолго.
Еще мгновение и все будет правильно, все станет, как надо.

Шум ветра в ушах внезапно прекратился. В наступившей тишине было слышно какое-то потрескивание и судорожное дыхание.
Вскидываю голову и не верю своим глазам – Нисей!?
Судорожно вздыхаю, все еще не веря, что не лежу сейчас на асфальте под окном.
Нисей обнимает меня, прижимает мою голову к своей груди. Поэтому я слышу стук его сердца – заполошный, словно после быстрого бега или испуга.
- Зачем, зачем ты.. я же…
- Действительно, зачем, Нисей? – Соби возник на поле Системы.
Только теперь я увидел, почему еще жив. Нисей раскрыл Систему и поймал меня.
Глупо… Боже, как же глупо…
- Ты не выдержишь боя со мной, Нисей. У тебя нет жертвы, а в авторежиме я сильнее тебя на порядок.
- Заткнись! Как ты можешь такое говорить! Что ты сказал Рицке, что он…
- Правду.
- Сволочь! Какую правду!?

- Ученик!
Возникший из неоткуда Рицу кладет руку на плечо Агацумы.
- Оставь их, ты мне сейчас нужен.

- Нисей, пожалуйста, отпусти. Я не хочу…
- Нет, Рицка. Я только что понял, я понял, - горячие губы прижимаются к моему лбу, - теперь все будет хорошо, понимаешь?!
- Отпусти, - и как последнее средство. – Это приказ.
- Прости, Рицка, но я не подчинюсь. Спи.

До лба дотронулись ледяные пальцы. После этого прикосновения по лбу что-то потекло и, с отстраненный удивлением, ты подумал, что, наверное, это кровь.
На краю сознания слышу яростную ругань Нисея и, кажется, чей-то крик. Но ничего уже не понимаю.
Благословенное забытье накрывает с головой.
Наконец-то.

Память

Память

Рицка
Вокруг все затянуто туманом.
Через него не пробиваются ни звуки, ни образы, ни, казалось бы, даже мысли.
Ничего.
Приятное, убаюкивающее беспамятств, таким мягким контрастом к той боли, что было до него.

Не хочу помнить, что было до того, как пришел сюда.
Хочу всегда быть…

Но потом по туману прошла рябь. Словно где-то далеко рухнула гора, и оглушающее эхо докатилось лишь гулким рокотом, волной прошло по туману. И еще вспомнилось Имя. Оно несло боль и обиду, но было таким теплым, родным, не смотря ни на что.
Сеймей.
Сеймей!?
- Сеймееей!!!
В ужасе сажусь на кровати, и почти сразу же падаю обратно, не выдерживая мгновенно взорвавшейся в голове боли. Несколько мгновений уходит на то, чтобы прояснилось зрение и сердце перестало пытаться выскочить из груди.
Наконец я прихожу в себя настолько, что начинаю воспринимать окружающее пространство.
Вокруг тихо пищат приборы, к рукам подсоединены провода, а со всех сторон расставлены какие-то датчики. Один из них запищал, видимо реагируя на мое внезапное пробуждение.
И запах. Весьма специфический аромат больницы. Вроде и нет таких уж резких запахов лекарств, но передаваемая атмосфера не обманывает.
Прислушиваюсь к себе. Я себе сейчас напоминаю обломок камня упавший на песчаный берег. Вроде же и не больно, тело еще не забыло то, что случилось... как давно, кстати?

Открываю глаза, чтобы первые несколько секунд лицезреть белый потолок.

- Сеймей. Где ты, что с тобой?!!
Голос хриплый, низкий, чужой. Неважно!
Что-то случилось с братом. Он звал меня! Я понял, чей это был крик, тогда.
Я нужен ему.
Сейчас, немедленно!
- Рицка? Рицка, пожалуйста, ляг, ты еще не выздоровел, тебе нужен отдых. – Темная фигура поднялась с кресла в углу комнаты и подошла к кровати.

Черноволосый парень, подходит ко мне. Изможденное, усталое лицо с темными кругами под глазами, но с такой счастливой улыбкой, словно он ждал моего возвращения.
- Рицка?
Нисей...
- Нисей. Нисей, пожалуйста, скажи, что с Сеймеем. Я слышал его голос. Они… они… как они могли!?
- Рицка – печальный, но твердый взгляд. Глаза в глаза. Без фальши, обмана или недомолвок.
- Нет, пожалуйста, скажи, что это не правда.
Слезы, слезы, слезы. Проклятые слезы.
За последние дни я наплакался на жизнь вперед. Только вот ничего не поделаешь. Я и сейчас не могу перестать плакать. Брат…
А я только поверил, что наконец-то ты вернулся.
До лба опять, как и в тот раз, дотрагиваются прохладные пальцы. По ним уже не течет кровь, но от этого они не становятся теплее.
- Спи Рицка, тебе нужно поспать.

***

Солнце так ярко светит, слепит глаза бликами, словно пытается заполнить душу своим теплом и радостью. Сегодня осень добра к людям – день теплый, а ветер неспешно гонит золото листьев.
И на душе так спокойно. Словно бы я - гладь лесного озера – отражаю этот солнечный свет и пронзительную синеву неба, но душа, скрытая в глубине – непоколебима и безучастна.

Белый цвет – цвет скорби по покинувшим нас.
«Я скажу тебе свое настоящее имя».
Сеймей.
Как же часто я вспоминал эти твои слова.
«Я скажу, но только тебе одному».
Брат. Я понял, что твое имя соответствует тебе, как никакое другое. Хотя объяснение «тот, кого любят» не совсем верно. К тебе невозможно остаться равнодушным. Тебя или любят, или ненавидят. Одинаково сильно и с одинаковой неистовостью.
«Тот, кого любят. Не забудь его, потому что больше всего на свете я боюсь быть забытым»
Не бойся Сеймей... Каким бы ты ни был, что бы ни сделал, для меня ты навсегда останешься братом. Я никогда тебя не забуду

«Здравствуй, брат» - это то, что я впервые услышал от тебя, в нашу первую встречу, после того как потерял память.
Знал ли ты, что я тебе был благодарен за них. И всю жизнь буду, потому что с самых первых слов ты признал меня, признал, что любишь меня.

Белые хризантемы в неярком свете кажутся искусственными, будто сделанными из воска. Я часто видел такие на алтаре Сеймея. Какая ирония, что сейчас я несу такие же.
Вокруг тишина. Молчание. Если где-то и слышны разговоры, то не в полный голос.
Здесь не место для бесед.
Подхожу к двери. Чувствую, как Нисей кладет мне на плечо руку.
«Я никогда тебя не покину».
«Спасибо».
Толкаю дверь от себя, на секунду зажмуриваясь, прикрываю глаза от света, что должен литься из больших окон. Но в палате почти темно. Жалюзи повернуты параллельно окну и не пропускают света.
Человек сидит на кровати. Плечи безвольно опущены, руки сминают край одеяла. Во взгляде, устремленном на посетителей – ни капли узнавания или радости. Лишь пустота и какая-то мимолетная искорка любопытства, не более.
- Кто ты?
- Здравствуй, брат.

Имеется сиквел. "Без доверия"

@музыка: serj tankian - empty walls

@темы: Loveless, Самолично написанное, слеш

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Привет)))

 morgarata, здравствуйте)))
Что привело, почему остались?

@темы: арт, ПЧ

---

Приветствие

 Amortaere, здравствуйте))
Традиционно интересуюсь, чем заинтересовал днев?

@темы: арт, ПЧ

---

Eneya@@@

 Eneya@@@, здравствуйте)))
Догадываюсь, что привел фик по лавлессу.
Тогда традиционно прошу располагаться, чувствовать себя как дома))




Предлагаю сразу перейти на "ты"

@темы: арт, ПЧ

---

))

пустая таблица для себя

D. Gray-man, Аллен, семья Ноя, 1 уровень, I - 4

	Временами	Наверняка	Вскоре
Забавы		Праведник
Предчувствовать
Насилие
Ярость
Невовремя
Личность
Праздник
Переписка			Святой
Сладости
Помощь

@темы: недофанфик, D.Gray-Man

---

Видео *__*

Динамично

Баян для всех, кроме меня

@музыка: imperativa_choir

@темы: видео, АМВ

---

Здравствуйте))

 Kyooka Suigetsu, здравствуйте))
Традиционный вопрос "какими судьбами"?)
Насколько я поняла, вам нравится Владыка?

@музыка: immediate music - prelude

@темы: арт, ПЧ

---

 serranef, приветствую))

Любите Айзена? Очень рада *__*
Прошу, проходите, располагайтесь))


картинка давнишняя, но одна из любимейших))

@музыка: The_Final_Victory

@темы: арт, Айзен, ПЧ

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Приветствие

 clover_hime
Привет))) Распологай, чувствуй себя как дома)))

@темы: арт, ПЧ

---

Братья

Заявка (5.06)
Джен. Однажды все звери ушли и люди остались одни. История человека, стоящего у власти.

Название: Братья.
Автор: Лилльян
Бета:  Glediya (за что ей земной поклон)
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст
Размер: мини
Размещение: С разрешения автора
Предупреждения: смотрим заявку и понимаем, что ничего радостного-доброго-вечного тут нет. Плюс альтернативная вселенная


На самом краю, продуваемого всеми ветрами балкона, стоит король. Сухие, уже потерявшие силу, руки цепляются за каменные перила почти отчаянно. А может, он просто не хочет показывать, как дрожат пальцы, хотя давно и ни для кого не секрет, что правитель - немощен.
В морщинках, в привычно сведенных у переносицы бровях, в высокомерном взгляде правителя читается презрение и властность. И только вот в такие моменты, когда его никто, кроме, разве что ветра и неба не видит – он позволяет себе допустить во взгляде тоску.
Холодный ветер выдувает из старческого тела все остатки таящегося в нем тепла.
Но король не уходит.
Всю жизнь смерть шла за ним по пятам, опаляла мертвенным дыханием шею, но сейчас, старик это чувствует, она подобралась к нему вплотную. И пока она еще не забрала его на суд Ушедших Богов, он должен понять, должен беспристрастно взвесить свою жизнь и понять – не зря ли... достойно ли он прожил свой срок, как правитель и как человек.

- Ваше Величество. – Лакей почтительно склоняется, прикладывая руку к груди, хотя его сейчас никто и не видит.
Усмешка, привычно презрительная, привычно унижающая, кривит губы короля.
Он помнит, когда к нему так обратились впервые.


- Филипп!
Мальчик лет семи вырывается из рук гувернантки и бежит по коридору, раскинув в стороны руки и маша ими, словно крыльями.
- Я птица! Я птица!
- Прошу вас, вернитесь! – девушка-служанка, торопливо и виновато кивая проходящим мимо нее величественным господам, бежит за ним, придерживая полы широкой юбки, - пожалуйста, вернитесь!
Мальчик упивается секундами свободы, не заполненными правилами, всякими «нужно» и «обязан», не отнятыми у него уроками этикета и изучением его ужасно длинной родословной.
Раскинув руки, он сбегает по широкой лестнице, едва не падая на последних ступеньках и, не заметив вовремя опасность, попадает прямо в объятия к своей матери.
- Вот ты где.
Его останавливают, отряхивают одежду, вместе с несуществующей пылью стряхивая все веселье и очарование выдуманного полета.
- Филипп, ты ведешь себя недостойно.
- Простите, матушка.
- Пойдем, тебя ждут.

Все возвращается на круги своя.
Его руки больше не крылья. Он вновь принц, единственный наследник трона.
Отец Филиппа погиб много лет назад на охоте. И хотя матушка, начиная плакать о своей загубленной жизни, говорила, что "прошло всего пять лет", для мальчика это казалось таким большим промежутком времени.
Дед, страшный седой старик, которого сам Филипп очень боялся за костлявые руки и дребезжащий голос, сейчас законный правитель. Правда, он уже несколько лет не встает, но все равно продолжает считаться королем. После смерти сына он слег и больше не вставал. Говорил, что проживет до того момента, когда Филипп достигнет совершеннолетия, но в последнее время слуги все больше шептались, что «лежачая скотина-то скоро сдохнет».

- Я привела его, Ваше Величество.
Запах комнаты, где жил дед, всегда казался Филиппу каким-то очень мерзким. Вроде и не такой уж сильный, но он въедался в волосы и одежду, и после каждого посещения мальчику казалось, что от него воняло на протяжении еще пары-тройки дней.
Матушка подвела мальчика к широкой кровати, где на парчовых подушках, укрытый теплым одеялом лежал высохший, худой король. Дернув узловатым пальцем, старик подозвал к себе наследника и выдохнул, кажется, из последних сил:
- Оставь нас.

Поджав губы, матушка удаляется.
Старик дожидается, пока закроется за ней дверь и смеется.
- Не сдержал я обещания, мальчик.
Похлопав по одеялу рядом собой, правитель ожидает, пока мальчик присядет на край кровати. Филиппу не хочется подходить к деду. От страха и отвращения в животе все скручивается в тугой комок, но деваться некуда.
- Ты жалеешь, что у тебя нет братика или сестрички?
Вопрос неожиданный. Филипп склонят голову на бок, выражая недоумение, хотя ему за этот жест постоянно влетает и от гувернантки и от матушки.
- Не знаю. Но ведь они бы тоже хотели сесть на трон. А так мне не придется...
Засмущавшись, запутавшись в словах, Филипп замолкает, чувствуя, как предательский румянец растекается по щекам.
Улыбка короля бледнеет.
- Хорошо тебя воспитали.
И мальчику очень хочется сказать, что он не это имел в виду, что он был бы рад сестренке или братику, чтобы с ним или с ней можно было вместе играть и болтать ночами, бегать, изображая птиц и смеяться над робкой гувернанткой.
Но дед уже сжимает рукой его ладонь.
- Не так уж плохо иметь кого-то родного, Филипп. Это не плохо, поверь мне.
Мальчик кивает, досадуя про себя, что дед не убрал руку – она неприятно холодная и костлявая. И хочется отдернуть кисть, а лучше отсесть он него подальше, но нельзя. Этикет не позволяет.
Принц засматривается на край узорчатого одеяла, где искусная вышивальщица пустила единой золотой ниткой золотые силуэты птиц.
- Филипп, - дед начинает странно, с присвистом дышать, переводя дыхание после каждого слова, - молись, мальчик мой... молись, чтобы Боги вернулись... ведь нельзя же нам... без родной крови... на земле жить... нельзя... молись...
Захрипев, старик с силой, удивительной для его высушенного тела, сжимает ручку мальчика и выгибается, открывая в беззвучном крике рот. Филипп кричит от страха, пытаясь вырвать руку. Страх и накатившее волной отвращение придают сил. Вырвавшись, мальчик бежит к двери, слыша за спиной хрипы и сорванное дыхание деда.
Двери распахиваются перед Филиппом и он со всего разбега врезается в матушку. Подняв голову, мальчик хочет сказать, что с дедом что-то не так и что он, должно быть, сошел с ума.
Матушка не отрываясь смотрит на кровать, откуда через несколько секунд уже не доносится ни единого звука. С торжеством и какой-то слишком уж веселой улыбкой она опускает глаза на сына.
- Свершилось... Ваше Величество.


Особенно сильный порыв ветра, прошедший по кистям рук и лицу обжигающей холодом ледяной крошкой, на миг выдергивает престарелого правителя из омута воспоминаний. Да, матушка была порядочной стервой. Вот только способ удержания власти выбрала неверный. Траурная тоска по погибшему больше десяти лет назад мужу выглядела довольно неестественно.
- Прикажи подавать на стол.
Лакей еще раз кланяется и уходит, оставляя короля в одиночестве.
Не так уж и плохо, что у него не было братьев или сестер.
Одиночка по натуре, он бы сам не потерпел соперников.
Больно другое.
Еще во время молодости деда Филиппа случилось страшное – землю оставили Боги. Священные огни во всех храмах погасли в один миг. Рощи, что считались священными – погибли. Вода, даже в горных ручьях, потеряла свой кристальный вкус.
Люди недоумевали, почему Боги отвернулись от них.
Все попытки зажечь огни в храмах потерпели неудачи. То пламя, что раньше держалось и при дожде, теперь гасло от любого ветерка. За рощами пытались ухаживать, как за садами, но травы и деревья только быстрее чахли и умирали от действий человека.
Первая растерянность сменилась попыткой понять.
Моления и службы у затухающих мест силы возобновились с новым рвением.
Тогда впервые случилось то, что было тайной частью служения темным богам – человеческие жертвоприношения.
Но ответа не было.
Люди не понимали, как можно быть такими жестокими и эгоистичными, чтобы не отвечать на их мольбы.
А Филипп, читая о хрониках тех лет, не понимал, как у Богов хватило терпения покровительствовать человечеству так долго.

Регентство матери продлилось до четырнадцатилетия сына.
Потом была попытка отравления, сорванное покушение, не увенчавшийся успехом государственный переворот и, последний акт отчаяния, собственноручно ею поднесенная чаша отравленного вина.
Надо ли говорить, что верить людям, после предательства собственной матери как-то не хотелось.
Ее казнили по приказу Филиппа накануне его пятнадцатилетия.

Мальчишка, по сути подросток, но уже одновременно и жестокий правитель – ему было необходимо запугать и заставить себя уважать. Чтобы все склонились перед ним и в как можно меньшем количестве голов поселилась мысль, что король – недостойный власти юнец.
Стараясь выжить и сделать все для своего государства, он был жестоким, злым, подозрительным. Иногда, показательно добрым, когда чувствовал, что перегибал палку или это было необходимо, опять же, для подчинения. Но его холодность и надменность очень скоро превратились из маски правителя в черты характера.

Если присмотреться, то рукава у его одежды, некогда отороченные белым мехом сейчас вытерлись. Почти бесцветные волоски, пучками еще напоминают о некогда шикарных манжетах, но теперь лишь подчеркивают упадок. Как самого правителя, так и всего вокруг.
Хотя, это опять же иллюзия.
Просто не из чего сделать новые.
Как любят говорить старики: «сейчас такое время».
Именно так. Сейчас даже такое вот убожество, как вытершиеся манжеты с островками некогда шикарного меха – признак роскоши.
Старик король расправляет плечи, вдыхая воздух полной грудью. В боку сразу начинает колоть, хотя эта боль уже так привычна, что на нее обращать внимания.


Когда в летнюю ночь разразилась непогода, суеверные люди решили, что Боги вернулись.
Животные заметались, но никто не обратил на это внимание.

Старик склоняет голову, сильнее сжимает губы.
Верный пес, наверное, его единственный настоящий друг с детства пришел к нему в ту ночь. Положил голову на одеяло рядом с рукой хозяина и грустно вздохнул. Филипп проснулся и потрепал любимца по загривку, почти сразу же вновь проваливаясь в сон. Собака еще немного постояла, а потом запрыгнула на кровать, забиваясь под бок короля.
Хоть и нельзя было такого позволять питомцу, но Филипп промолчал и не согнал его. Положив ладонь на голову друга, он почувствовал, что собаку бьет крупная дрожь.
Еще одна вспышка молнии осветила комнату.
Собака тихонько заскулила и сильнее прижалась к королю, поднимая на него большие печальные глаза.
В свете еще одной небесной вспышки Филипп увидел на глазах громадного волкодава, слезы.


Может, Боги тогда и вернулись, да только не для людей.
В один миг все двери были открыты. Животные, птицы, будто повинуясь чьей-то команде, выходили из домов и дворов, из клеток и садков и шли-шли-шли... уходили от людей.
Кто-то старался остановить, пытался удержать.
Но в большинстве своем люди оцепенели.
Темнота ночи, освещаемая частыми всполохами молний. И не капли дождя.
Сильный ветер кружил вокруг, сдирая черепицу с крыш, срывая листья с деревьев.
И все животные выходили, и устало шли куда-то, в одном им известном направлении.
Те хозяев, что пытались поймать корову или того же коня и привязать, будто сковывала сила – они падали на колени, не в силах пошевелить даже пальцем.

Собака пролежала с хозяином всю ночь.
Филипп поглаживал большие мохнатые уши, загривок и спину зверя, говорил что-то, зная, что его понимают.
Утро встретило их наконец-то успокоившейся бурей, криком во всем дворце и срочными донесениями со всех уголков королевства.
А поседевший за ночь пес обессилено лежал в ногах хозяина, не отходя от него не на шаг.
С того дня пес не оставлял Филиппа одного ни на секунду. Когда король вставал, чтобы куда-то уйти, собака с трудом поднималась на дрожащие лапы и ковыляла за ним. Та ночь словно бы выпила все здоровье и всю жизнь матерой собаки.
Филипп не знал, какая воля потребовалась его другу, чтобы остаться с ним, в противовес силе Богов и воле собратьев. Но король больше не оставлял его. Всегда ждал, а когда пес уже не смог сам ходить, приставил специальных слуг, чтобы они переносили собаку вслед за хозяином.
И если на похоронах матери он не проронил ни слезинки, то когда его друг перестал дышать - впервые за много лет, заплакал.

Страх, обуявший всех людей в королевстве, обернулся резней и беспорядками на неделю.
Филипп знал, что это все скоро закончится, но все же приказал ввести войска в город.
Через неделю наступило затишье.
Время заставило понять, что уже ничего не изменить. Животные не вернутся.
Но выживать как-то надо.
Предстояла зима, которую надо было пережить без мяса, меха, шкур, масла и прочего, что раньше казалось само собой разумеющееся.

Старик привычно проводит рукой по поясу, проверяя наличие меча. Старая и очень полезная привычка.
На памяти одного-двух поколений люди лишились и божьего покровительства и помощи животных.
Филипп зло усмехается.
Он не исполнил предсмертную волю деда – не молился о возвращении Богов, а в последствии и животных.
Просто потому что считал, что это недостойно.
Ведь если животных мудрецы называли младшими братьями человека, то Боги, без сомнения – братья старшие.
И если уж и они отвернулись от человека, отчаявшись ужиться с ним в одном мире...

Как называют того, от кого из-за его жестокости и глупости отвернулись даже собственные братья?


Зима в этих краях не такая уж и холодная. Просуществовать на зерне и прочих запасах кое-как удалось. Хотя и много жертв было из-за болезней.
Охота перестала существовать. Не за кем было гоняться, да и некем затравливать. Ведь ушли как дикие, так и домашние животные. И лишь самые верные предпочли променять остаток жизни на общество хозяев, но таких были единицы.
Одежда. Теперь уже неоткуда было получить мех или кожу. Выбора особого не было – донашивать старое или довольствоваться ткаными материалами. Зимой с этим было особенно тяжело, но люди ко всему привыкают.
Еда. Оскудение как раз и спровоцировало многие болезни, которые теперь косили население каждой зимой.

Но ведь человек всегда найдет выход из положения, не так ли?
И слишком часто проще не приспосабливаться к новому, а переиначить новую ситуацию на старый лад.

Первые заявления, что в каких-то забегаловках подают мясо, вызвали бурю эмоций по всему королевству. Народ плевался, проклинал святотатцев и нелюдей, решивших попробовать сейчас единственно доступное мясо – человечину. Кто посмелее – хвастались, остальные – не признавались. Так было год или два. Возмущение понемногу затихало. А через пять лет наступило молчание, какое бывает, когда в одной комнате собрались преступники и свидетели одного преступления. И каждому боязно сказать хоть что-то, потому что любое слово может навлечь на него подозрение. И все молчат, с каждой секундой подозревая друг друга все больше и больше.
Последний штрих и, одновременно гвоздь в крышку гроба старых традиций и морали – тот день, когда мясо, красиво сервированное и испускающее умопомрачительные ароматы, подали на королевском приеме.

Как озлобленный мальчишка, оказавшийся предоставленным самому себе, люди, сначала немного боязно, а затем все смелее, стали пробовать то, что раньше осуждали Боги. Конечно, и прежде так называемые «грехи» - отход от устава Богов, не были редкостью, но они не носили столь распространенный и нагло-нарочитый характер.
Человеческая жизнь обесценилась в глазах самих же людей и приобрела вполне конкретное денежное выражение.
Мясо теперь стало не проблемой. Равно как и не промокающая кожа, которой стало не хватать в хозяйстве.
В те годы Филипп рискнул всем, стараясь переломить ситуацию.
Тогда он чувствовал себя шакалом, отгрызающим себе лапу, чтобы спастись.
Он официально разрешил убийство людей, но лишь при нескольких условиях: преступление, которому было не менее трех свидетелей; неуплата налогов более, чем за три года; попытка бунта или заговора; воровство, если вора поймали вторично; кража с королевских земель и, самая ирония, убийство человека без разрешения властей.

Часть про «заговор», Филиппу нравилась больше всего. Несколько дворян, разоблаченных в попытке государственного переворота, были освежеваны прямо на площади, а куски «благородного» мяса розданы толпе.
Редко в какие моменты Филипп чувствовал большее отвращение, чем когда наблюдал за радостной чернью, тянущей руки к человечине.

Спустя несколько лет в законах появились поправки, согласно которым человек мог попасть на отработку небольшого долга или не очень тяжелой повинности через показательные бои. Не важно, мужчина или женщина, старик или ребенок – все они боролись между собой один на один или разыгрывали что-то вроде «охоты», когда назначалась «дичь» и «загонщики».

В глазах престарелого короля загорается злое торжество.
Да, его назвали «Кровавым».
Но, как ни парадоксально, он выбирал, всегда выбирал путь наименьшей крови.
Но не из любви к людям.
Он их презирал и ненавидел.

Просто...
Где-то в глубине сердца билась, тлела затухающим огоньком надежда, что Братьев все же можно вернуть. Только надо подождать и постараться не превратиться за время их отсутствия в монстров.


Подняв глаза к пронзительно-синему небу, подставляя лицо ветру, позволяя ему смахивать бессильные старческие слезы, король плакал о том, что люди потеряли.
Как не презирать это племя, от которого отказались все.
Даже братья.
- Ваше Величество, обед подан.
Боль в сердце разгорается все сильнее и старик, не оборачиваясь приказывает привести внука.
Мальчик выходит на балкон, ежится от холода.
Если бы не начавшее спотыкаться сердце, Филипп улыбнулся, видя в глазах наследника то же отвращение, что и у него самого когда-то.
- Подойди, мой мальчик.
Вцепившись в плечо внука, старик наваливается на него, цепляясь, стараясь не упасть. Парень цепенеет. Не шевелится и не старается поддержать.
- Ты... ничего не бойся...
Сердце ударяется о ребра с такой силой, что, кажется, разбивается в лепешку. Перед глазами плывет, но сейчас важно, так важно сказать... донести...
- Только молись... молись, чтобы Братья вернулись...
- Ваше Величество, у меня нет братьев, - побледневший мальчик наконец-то сбрасывает оцепенение, видя исказившееся от боли лицо деда, - я один, вы уже забыли?
«Он думает, что я сошел с ума».
Рассмеяться. Как хочется рассмеяться.
- Я помню... мой мальчик.... ты только... молись... ведь нельзя же нам... одним... правда, ведь?
Время замирает. Удар сердца и гулкая тишина, накрывает старика.
Внук что-то кричит.
Его испуганное бледное лицо смазывается, уходит куда-то влево белым росчерком.
Боль достигает наивысшей точки и замирает, разлившись по всему телу.
Шаг назад и старик приваливается к каменным перилам.
Тишина от остановившегося сердца оглушает сильнее, чем далекие фантомные крики.
Боль пропала, отхлынула от истерзанного сердца подобно волне.
И от этого так хорошо и приятно, что заваливаясь назад, переваливаясь через перила, старик улыбается.
Ветер свистит в ушах, но перед глазами темно и совсем не страшно.
«Я жил... не зря».
Смерть, что пугала всю жизнь ласково принимает в свои объятия, утешающе гладит по голове, как та, вечно смущающаяся всех и вся, девушка-гувернанточка.
И можно раскинуть руки в стороны, наконец-то отдаваясь последнему полету в своей жизни.
- Я... птица...

@музыка: Shiva In Exile - HA'NADI

@темы: ориджинал, Самолично написанное

---

ДР *__*

 moonrise
С праздником!!!
Всего самого-самого!
Самого чистого неба, самых верных друзей, самого большого счета в банке, самого крепкого пуленепробиваемого здоровья, самого вдохновенистого вдохновения и исполнения твоих самых дерзких мечтаний.
Ну и покорения мира, само собой)))

@темы: поздравлялка

---

Моб, кто бы сомневался XDDDD

1. Оставляете комментарий.
2. Я задаю вам 5 любых вопросов о вас и вашей жизни.
3. Эту инструкцию, а также ваши ответы на мои вопросы вы постите у себя.

От  Сладкая жопка
1. Ты учила стихи не потому что задали или надо, а потому что просто захотелось тебе самой?
Учила, было дело. Гумилев и Асадов - читала много и много же учила. Правда, это было давно и неправда. XDDD

2. Как думаешь, от чего погибнет человечество?
Я думаю оно, сцуко, никогда не погибнет)) Тараканы вымрут от радиации, а люди - приспособятся и будут жить-жить-жить и так до бесконечности.
Так что максимум, что нас одолеет, это взрыв вселенной)))

3. Упаковываешь подарки в красивые коробочки с лентами и подарочной бумагой прежде чем дарить?
Достаточно редко. Я предпочитаю подарочные бумажные пакетики

4. Курила травку?
Травку нет, курить - курила))

5. Какое, по-твоему, самое ужасное чувство?
Что ты готов себя убить. Это скорее не чувство, а мысль, но, думаю, то согласие, когда человек готов свести счеты с жизнью - самое кошмарное из всех. Причем оно ужасно не в плане переживаний или душевой боли, а в плане неправильности. ИМХО - человек должен бороться до последнего за свою жизнь и не сдаваться

Мне от  Нему-идиотка
1. твой любимый стих гумилева) раз уж ты про него заикнулась))
мне у него многие стихи нравятся)) Самый любимый "Потомки Каина"

2. если в час ночи ты не спишь - скорее всего ты ... ? (чем занята)
я могу быть в интернете, это 95% вероятности. Могу тупо читать что-то (оставшиеся 5%), скорее всего с экрана, так что я по любому перед компом)))

3. кольцо или сережки. что тебе из этого интереснее?
и то и другое, плюс цепочки и браслеты)) Но если выбирать строго, то кольца.

4. последняя прочитанная яойная манга?
Додзик по Айзен/Гин)) Названия не помню.

5. если бы у тебя была возможность переместиться на 10 лет назад, что бы ты там изменила?
в 14 лет.... так, это что то в районе 8 класса...хммм, наверное, я бы перешла в другую школу ^__^

@музыка: Blind Guardian - Altair 4

@темы: флешмобство

---

Sacred Fire

 Sacred Fire добро пожаловать *__*
ориджинал-фест объединяет, не так ли)))

@темы: арт, ПЧ

---

Грех гордости.

Заявка (5.18):
Джен, абстракция, можно психодел. Запах сирени. У маньяка с манией величия, проходящего лечение в психиатрической клинике, по весне едет крыша. Белые стены, белые потолки, белое койкоместо, белая смирительная рубашка.

Название: Грех гордости.
Автор: Лилльян
Бета:  Glediya
Рейтинг: G
Жанр: психоделика О_о
Размер: мини на грани с драбблом.
Размещение: С разрешения автора.


Я умер семь дней назад.
Родился спустя двое суток, уже здесь, в этом странном месте, кажущимся смутно знакомым.

В той прошлой жизни, я был простым человеком.
Воспоминания смутные, нечеткие, похожие на смазанную картинку или на неудачную фотографию, сделанную в момент, когда у фотографа дрогнула рука. Какие-то улицы, люди, улыбки, жесты, слова, запахи - все это приглушено, нечетко, будто сон и, чем больше стараюсь вспомнить, тем он настойчивее от меня ускользает.
Простой человек из тех, чью смерть замечают лишь близкие.
Крупинка, один из многих и многих – можно сказать по-разному, сути это не изменит.
Я был никем перед тем, как умер.

Я не помню даже смерти того убогого существа, которым был. Думаю, это и не так уж важно.
Белое помещение, рубашка, сковывающая движения, и люди вокруг, кажущиеся смутно знакомыми.
Я здесь уже был?

Люди ходят вокруг меня.
Прикрывая глаза, из-под полуопущенных век наблюдаю за происходящим.
Эти глупцы вокруг о чем-то совещаются.
«Рецидив... обострение... необходимость повысить норму».
Слова плывут вокруг меня, даже не смея прикоснуться.
Люди не видят, но сейчас вокруг них – полупрозрачное море. Эти глупцы движутся в нем, почти плывут, и от каждого движения вокруг них расходятся волны.
Легкий запах сирени переливается фиолетовыми и сиреневыми оттенками, туманом окутывает все вокруг, проникает сквозь тела, предметы, не касаясь лишь меня.

Мертвецы, заживо похоронившие себя в своих привычках и знаниях. Вокруг меня не люди – пустые оболочки, наполненные пылью из медицинских справочников, столь же больших, сколь и абсурдных.
Я слышу, как при ходьбе отдаются глухим, сухим эхом шаги. Каждое движение руки или головы, каждый поворот – скрип кожаных ремней и перестук заржавевших шестеренок. И когда они смотрят на меня я слышу, как стекло глазных яблок поскрипывает о дерево и пергаментную кожу.
Сиреневый туман, перекатываясь клубами через их тела, на несколько секунд окрашивается темно-серым пеплом с привкусом металла и пыли. Но потом эта примесь с шорохом рассыпающихся угольков опадает на пол, возвращая туману его цвет и легкий аромат.
Весь пол усыпан по щиколотки этим тяжелым пеплом.
Если прислушаться, если закрыть глаза, отдаваясь своему чутью и чувству окружающего мира – можно услышать мерные удары и позвякивания.
Куклы вокруг – я знаю это – полые. Внутри, если чуть сильнее сдавить оболочку, сломать, заглядывая в нутро – там пусто. И только от внутренней стороны плеч к белым дугам ребер идут цепи – ржавые, старые. Тонкие и толстые, они лишь еда слышно позвякивают, когда кукла движется. В середине этой металлической паутины, в небольшом кожаном обруче, бьется тугой, страшный на вид комочек, сделанный из переплетенных жил и трубок – сердце. Пока эти комочки бьются – куклы будут жить.

Открываю глаза, устало вздыхая.
Что сподвигло меня создать их именно такими?
Как знать.
Впрочем, мне нравятся эти творения. Это мои лучшие работы, хотя я и не привил им должного почтения к Создателю.

От шага одной из кукол волны проходят по сиреневому туману, небольшими облачками взвивается и опадает обратно устилающий пол пепел.
Маленькая боль осторожно, почтительно касается моего плеча и сразу по телу разливается спокойствие и ленивая дремота.

Главное мне – не умереть.
Ведь тогда умрут... и мои глупые создания... и этот мир... перестанет существовать...

@музыка: Арефьева – Авось и Ери.

@темы: ориджинал, Самолично написанное