Осколки хрусталя

[Lilljan]

Заявка (3.14):
Гет. Парень-инвалид влюблён в девушку, с которой познакомился по интернету.

Название: Осколки хрусталя.
Автор: Лилльян
Бета:  Glediya
Рейтинг: мааахонький.
Жанр: ангст... и флафф! О_о .
Размер: мини.
Размещение: С разрешения автора.
Предупреждения: сказано же, что ангст... или все же флафф?


Как просто одному мигу разбить жизнь.
Насмерть, вдребезги, как арматурой с размаха да по хрупкому хрусталю.
И после этого, когда равнодушные руки уберут осколки и протрут пыль, а на месте вазы, графина - или что там представлял собой обработанный кусок кристалла - останется лишь пустое место, можно будет задуматься, что теперь жизнь делится на «до» и «после».
Был хрусталь – теперь нет.
Была жизнь – закончилась.
Была подруга, учеба, перспектива интересной работы… а теперь лишь пустое место, человеческая оболочка, по недоразумению не погибшая там, где окончилось существование человека.

Влад провел пальцем по краю стола, вычерчивая на легком сером налете косую линию, чем-то напоминающую молнию.

«Молния – символ скорости, озарения, интуиции, божьей воли…»
Еще вчера читал электронный словарь символов, вот и запомнил.
В этой жизни, в жизни «после», ты много читаешь. Все подряд: книги, газеты, журналы и, конечно же, статьи в Интернете.
То, над чем раньше смеялся, что обзывал «суррогатом живого общения» теперь стало единственной отдушиной, позволяющей еще сохранить остатки разума и адекватности.
Вообще-то, без людей вокруг тяжело.
Если раньше, «до» того как «это» случилось, ты и дня не мыслил без друзей, то теперь наоборот. Никого нет – спокойно. Нет нужды натянуто улыбаться, всеми силами стараться убедить собеседника, что вот эта беспомощная кукла в инвалидном кресле, которой ты являешься – довольная своим существованием.
Потому что молчаливое сочувствие и сострадание – гаже всего на этом свете.
Твоя нынешняя жизнь наполнена ими до краев так, что кажется, открой форточки и из окон повалит пар едкой, отравляющей все вокруг, жалости.

«Ну, хватит об этом» - обрываешь сам себя и перебираешься ближе к компьютерному столу.
Уже скоро 18 часов, она выйдет в сеть.

Ввести ник и пароль
«Гермес», а «смерть» набрать в латинской раскладке.
Вот и готово.
Ник загорается со значком «он-лайн».
Но ее пока нет.
Странно, она уже минут пять, как должна выйти.
Проходит еще десять раз по шестьдесят бесконечных секунд, а ее нет.
Сердце начинает стучать чуть учащеннее, и, хотя запрещаешь себе нервничать – рука тянется к пачке с сигаретами. А ведь ты почти бросил, когда стал общаться ней… когда полюбил.
«Что за черт, где же ты?»
Но вот «Гера» высвечивается по соседству с «Гермесом» и ты расслабленно улыбаешься.
- Наконец-то.

Каждый ее выход в сеть – как инъекция обезболивающего. Сильного обезболивающего, с изрядной долей наркотика. Отвратительное настроение и тоска проходят. Если говорить о самоедстве буквально, то в такие секунды ты перестаешь грызть сам себя, прекращаешь терзать зубами парализованную, едва выжившую в аварии, душу. Челюсти у твоего дрянного характера – как у бульдога, если уж начнешь себя корить за то, что не остановился на красный свет в тот день, то можешь не прерываться в этом благом деле ни на еду, ни на сон.
А вот когда она приходит – ты забываешь обо всем.
И о том, что было, и о том, во что ты превратился.
Становишься виртуальным воплощением своего ника – Гермесом, молодым проказником, летающим по воздуху на волшебных сандалиях. Пусть твои ноги вот уже год, как не чувствуют даже боли от бесконечных уколов и инъекций, там, где пересеклись твой и ее путь - ты можешь летать. Тебе подвластно все… и это самое «все» ты готов отдать, только что бы она лишний раз написала «люблю тебя *целует в щеку*».
Смешно.
И больно до слез.
С фотографии в ее профиле на тебя смотрит милая девушка с чуть стесненной улыбкой, пытающаяся улыбаться проказливо, но заметно, что это ей не свойственно.
Ты много раз представлял ее себе.
Как она улыбается обычно? Как смеется, как говорит? Какие жесты чаще использует?
То, что не передаст Интернет, то, чего тебе так отчаянно не хватает.
Ее самой.
Ирония, в своем наивысшем проявлении: ты не познакомился бы с ней, если бы не сидел дни напролет за чертовым компьютером. И именно сейчас, ты ни за что не покажешься ей на глаза.
Как можно.
Она не должна знать!
Пусть думает, что Гермес комплексует по поводу юношеских прыщей или сутулости, чем знает, что он – калека, не способный выйти из дома без посторонней помощи.

Ты убрал указание, в каком городе живешь, сразу же после ее первого предложения встретиться, но свое предательское дело оно уже сделало.
Она обижалась, не выходила в сеть по одному, а иногда и два дня, отправляла гневные письма и виртуально «топала ногами», но ты был непреклонен.
«Не могу».
Не так обидно, как «не хочу» и более многозначительно.
Сначала она решила, что ты женат и не верила до тех пор, пока ты не поклялся «силой Зевса», что это не так. Тот факт, что у вас ники из одной области давал простор для шуток и подколов, и один из них – эта клятва. Глупая и непонятная для остальных – ваша общая почти тайна.
Почти, потому что кроме как для вас она силы не имела и вы не таились, используя ее на форуме и в переписке.
- Ну вот, опять, - шепчешь почти с досадой.
«Давай встретимся, любовь моя».
- Зачем тебе это? – усталым выдохом, за которым следует долгая затяжка. – Хочешь увидеть меня? Хочешь узнать, что я беспомощнее калечной собаки?
Пишешь ответ: «Извини, но не получится».
Еще одна затяжка и выдох сизого дыма в потолок.
Как же тяжело отказывать человеку в исполнении своей мечты, но ты прекрасно знаешь, что будет после вашей встречи.
Она испугается, будет скрывать разочарование или опять же, жалость, а потом перестанет общаться.
И тогда наступит вакуум, какой был, когда тебя только выписали из больницы и привезли домой.
Тогда-то ты понял, что от тишины можно оглохнуть вернее, чем от громкого звука.
Окошко аськи мигает, сигнализируя о пришедшем ответе.
«Завтра мой день рождения. Если я не увижу тебя завтра – обижусь. И перестану тебе писать!!!»
Руки холодеют от настоящего, неподдельного испуга.
«Не могу».
«Обижусь! И удалю тебя из «друзей», зараза летающая!»
«Пожалуйста, я действительно не могу».
«Герми, клянусь силой Зевса, что перестану с тобой общаться, если не увижу завтра!!!»
Пепел сигареты сам падает на брюки, даже стряхивать не надо – руки трясутся так, как тряслись только перед операцией.
Затяжка, и только спустя несколько секунд ты понимаешь, что сигарета потухла, а в горле уже першит от горечи табака.
Стискиваешь кулаки, пытаясь придумать ответ. Хоть какой-нибудь, пусть неправдоподобный… признаться, что женат и у тебя трое маленьких детей?
Даже не смешно.
Сказать, что уезжаешь в командировку?
Ага, вот прям сейчас. Не поверит.
И дальше мысли перескакивают с одного вероятно ответа на другой, пытаясь хоть что-то предложить, но не получается.
Понимаешь, что слишком долго молчишь, лишь когда она уже во второй раз спрашивает: обиделся ты или нет и почему не отвечаешь.
Быстро набираешь: «в семь на набережной» и выходишь раньше, чем она успевает ответить.
Конечно, в такой ситуации не тебе назначать место и время, но ты уже решил… или нет?

Скрип резины колес инвалидной коляски о паркет – ты разворачиваешься к окну и подкатываешь свою персональную «адскую колесницу» к давно уже не мытому балкону.
Мама сто раз предлагала навести в квартире порядок и устроить генеральную уборку, но каждое ее предложение было встречено тобой в такие штыки, что она не решалась навязывать свою волю.
И вот сейчас, приложив ладонь к запыленному, в каких-то грязных потеках стеклу, ты чувствуешь, как опять умирает твоя душа… ну почему так?
Зачем, ведь все было так хорошо?
И неважно, что единственное, о чем ты сам мечтаешь – увидеть ее хоть раз.
- Я умру без тебя.
Умереть из-за одного человека, умереть, потому что тот, кого ты никогда в глаза не видел не захотел отвечать тебе в окошечке некой программы.
- Я умру – тихим шепотом, прижавшись лбом к тыльной стороне своей ладони.
Легкая улыбка, какая бывает, только в общении с ней.
- Наконец-то.

Ты не пошел на свидание.
Конечно, термин «пошел» применять к тебе может только остряк с плохим чувством юмора, но суть от этого не меняется.
Ты даже не собирался идти в назначенный день и в назначенное место.
Зачем?
Ее реакцию ты предвидишь до доли секунды.
Раз-два-три-четыре.
Равнодушный взгляд скользит по тебе. Она не знает, что это ты и осматривает набережную в поисках своего Гермеса.
Ты подкатываешь (боже, как пошло и убого это звучит!) к ней и останавливаешься, пытаясь скрыть ожидание и нервозность.
Пять-шесть-семь-восемь.
Ее взгляд останавливается на тебе, и недоумение перерастает в удивление, а затем и в жуткое понимание.
Девять-десять-одиннадцать.
Ты буквально видишь, как в этот момент она отступает на шаг…
И в ту же секунду твое видение обрывается, потому что после этого мечтать уже не о чем.

- Она не примет меня… такой, как я – никому не нужен.

Звонок в дверь.
- Мама?
Добраться из комнаты, через коридор до двери – почти полминуты, и еще столько же, чтобы открыть замок и отъехать назад, открывая дверь шире.
- Герми?
Она.
В точности такая, как на фотографии, и улыбка сейчас не кажется натянутой.
Щеки затапливает румянец стыда и жгучей обиды.
- Зачем пришла?! – грубо, громко, чтобы скрыть страх и обреченность.
- Ты… ты, - и она отступает. На шаг назад, как и в твоем видении.
Ужасно!
- Уходи!
Девушка махнула ладонью перед лицом, будто отгоняя назойливую мошку, и улыбнулась.
- Ты ж дал мне номер своего сотового. А по нему вычислить адрес просто, - не дожидаясь твоего вопроса, отвечает она.
- Гера…
- А ты не пришел и я, между прочим, обиделась! Очень!
Она подходит к тебе и кладет руки на ручки позади инвалидного кресла.
- Сегодня такая чудесная погода.
- Подожди!
Она берет с вешалки твою куртку, ключи, запылившиеся на тумбочке, и передает это все тебе, а сама толкает коляску вперед, приноравливаясь к ее весу.
- Преступление, что ты не захотел гулять, клянусь Зевсом.
- Гера…
- Вообще–то, меня зовут Марина.